Eлизавета Трусевич

ИНОСТРАННАЯ ФАМИЛИЯ

Сценарий короткометражного фильма

(По мотивам рассказа А.П. Чехова “ Лошадиная фамилия”, опубликован в журнале «Российский колокол»)

Действие происходит в одном месте и в одно время. Конец XIX века.

Комната маленькая, неубранная. В углу стол, заваленный кипами рукописей и журналами. Рядом, прямо на бумагах лежит расписной  поднос, на котором стоит недопитый чай и пустая грязная тарелка.

В другом углу - небрежно заправленная постель, а посредине комнаты кресло - качалка, на котором медленно раскачивается толстяк - барин в красном атласном халате. Кресло скрипит. Толстяк, в такт скрипу хохочет, пуская изо рта сигаретный дым.

Это редактор читает рукопись. Он дочитал одну страницу и скинул лист на пол.

В комнату вошел худощавый сутуловатый человечек.

- Чаю не желаете-с?

Но вместо ответа слуга услышал заливистый смех барина. Редактор все еще читал смешной рассказ.

- Насорили, намусорили, - ворчал слуга.

Он подошел к столу и взял поднос. Увидев на полу лист рукописи, ловко присел, держа поднос в одной руке, а другой свободной рукой поднял с пола  лист , скомкал его и кинул на поднос.

Редактор заливисто хохотал, не обращая внимания на своего слугу.  Он машинально стряхнул пепел на поднос и снова затянулся сигаретой.

Слуга вышел из комнаты.

- Гениально! - закричал барин, дочитав рассказ. - Так, так ...

Он перебирал перепутанные листы.

- Кто же автор? Где фамилия?.. Митька! Митька! - завопил он.

В комнату вбежал Митька, слуга.

- Что-с?

- Где? Где? - заорал не своим голосом редактор.

- Простите-с... Не понимаю...

- Где первый лист рукописи, дурак? Вот здесь лежал. На полу.

- Я думал это так... Какой-нибудь рассказик. Ну, на вроде мусора, - оправдывался Митька. - Так я этот сор в печи сжег.

- Болва -а -а -ан! - заорал барин. - Ты знаешь, что ты сжег? Ты... Холоп! Как я теперь фамилию узнаю?

- Чью-с?

- Писателя. Помнишь, с утра к нам врач приходил? Худощавый такой. С бородкой. Он еще свой рассказ принес.

- Помню-с.

- Он не представился? Ну фамилию свою не называл ?

- Было дело. Только я что-то не пойму, чью фамилию вам надобно? Врача аль писателя?

- Врача, писателя! - горячился редактор. - Как будто врач не может быть писателем, а писатель врачом.

- Должно быть, может-с, - неуверенно ответил Митька.

- Ну, чего ты тянешь, болван! Как фамилия?

Митька задумался. Даже белесые брови нахмурил.

- Виноват, ваше благородие, забыл...

- Так вспоминай! Это ж гений! Такой выдумщик! Таких поискать надо! - редактор потряс рукописными лисами перед носом Митьки. - У меня журнал “загибается”! Муть всякую печатаем... А людям не смешно. Вспоминай, дубина!

- Такая иностранная фамилия...

- Иностранная?  - переспросил барин. - Может Кюхельбекер?

- Никак нет-с. Фамилия-то русская, а слово иностранное.

- Что за чертовщина? - вскипел редактор.

Он вскочил с кресла-качалки (так, что кресло заскрипело и закачалось) и нервно прошелся по комнате.

- Бездарные, не смешные рассказики на месте! Их ты не сжег!

Редактор вытащил из шкафчика письменного стола кипы рукописей и швырнул их в лицо Митьке. Листы разлетелись в разные стороны.

- Ты мой журнал разоришь! Вспоминай, тупица! Кого мне печатать?

- Сейчас, сейчас... - засуетился слуга, собирая упавшие листы. - Иноземцев? Нет... Иностранцев? Опять не то...

Он все собирал листы и шептал что-то.

- Болван! Идиот! - орал барин.

- Вот вы на меня кричите, так я еще пуще забываю.

Редактор тут же замолчал.

- Да оставь ты, - ласково сказал барин. - Я сам соберу. Вот... присядь.

Редактор придвинул Митьке кресло-качалку. Слуга сел.

- Вспоминай. Может Китаев? - робко спросил барин.

- Не то... Это уже рыбья фамилия.

- Тогда Китайцев, - поправился редактор.

Но слуга опять отрицательно покачал головой.

- Греков? Французов? На... Закури, - редактор протянул Митьке сигару. - Англичанин?

Митька качал головой. Редактор достал из шкафчика большую, скрученную в трубочку карту мира и, раскрутив ее, приложил к груди. Он стоял за картой, как за ширмой, держа ее руками по краям.

- Ну, думай! Думай! За такой рассказ читатели наш журнал с руками оторвут. Сразу дела поправятся. Да и тебе кусок перепадет...

Слуга, раскачиваясь в барском кресле, внимательно смотрел на карту.

- А это что такое? - он пальцем показал на маленькое пятнышко на южном полушарии, над которым было написано “Вашингтон“.

- Где? - переспросил редактор. - Это?

Он взглянул туда, куда указывал Митька.

- Не подойдет. Один с такой фамилией уже был.

- Писатель аль врач? - спросил слуга.

- Это президент Америки.

- Так, может, он и приходил? Раз врач может быть писателем, то президент и подавно.

- Неуч! Идиот!  - вновь заорал барин. - Вашингтон умер сто лет назад.

- Не кричите, а то я точно забуду, - опять обиделся слуга.

- Ну, будет, будет, - примирительно сказал редактор. - Ишь, какой обидчивый...

- Может, Греков... Что-то знакомое - Греков, - бубнил себе под нос Митька.

- Ну! Так может вспомнил? - с надеждой спросил барин.

- Не-е... Не Греков. Греков это тот который в мясной лавке. А он писать не умеет.

- Погубишь ты меня, Митька. Вот те крест, погубишь...

- Я вот хорошо думаю, когда чаи кушаю. А то на голодный-то желудок - кишка кишке бьет по башке, а мысли от этого разбегаются.

Барин бросил карту на пол и выбежал из комнаты.

- Мавров, Туркменов... - вспоминал Митька.

Через несколько секунд вернулся редактор. В руках у него был поднос с кружкой чая, тарелкой каши и бутербродами.

Митька сидел в барском кресле и наворачивал еду за обе щеки.

- Не Заморцев ли? - шепотом спросил барин.

- Да нет, не Заморцев, - с набитым ртом отвечал слуга. - Фу!

Он тяжело вздохнул, съев всю кашу.

- Теперь бы часок - другой вздремнуть. Во сне думается лучше.

Барин взбил Митьке подушку на своей кровати. Слуга лениво встал с кресла.

- Че-то зябко. Не больно-то надумаешь при такой холодрыге.

Барин снял с себя теплый байковый халат и накинул Митьке на плечи. Слуга лег в хозяйскую кровать, а редактор укрыл его одеялом.

- Может Монголов? - шепнул слуге на ухо барин.

- А? - Митька зевнул. Он уже лежал с закрытыми глазами. - Никак нет... Не мешайте-с думать...

- Татарский, Германцев... - как помешанный приговаривал барин, расхаживая взад-вперед по комнате, где спал его забывчивый слуга...

В комнату вошел представительный мужчина в шляпе и с тросточкой. У него было нудное лицо и белесые усики - щеточкой.

- День добрый, господин редактор, - плачущим голосом сказал гость.

- Добрый, - растерянно ответил редактор.

- А я б на вашем месте этот день добрым не назвал,  - вздохнул усатый. - Журнал-то погибает. Вот только нонче десять номеров из двух сотен продали. Людям не смешно. И нам не смешно.

Усатый сел на кровать, где спал Митька.

Слуга свернулся калачиком и укрылся одеялом до самой головы, так, что его не было видно.

- Да... Понимаю, - тихо ответил редактор.

- Срочно нужно какой-нибудь пресмешной рассказик. Я, собственно, за этим и пришел...

Как только усатый пронудел последние слова, раздался смачный храп Митьки.

- А  это что еще за безобразие?! Чего это он средь бела дня дрыхнет?

- Он не дрыхнет, - засуетился редактор.

- Он фамилию вспоминает. Я... Вот... Как бы сказать... Нашел гениального автора, а фамилию его забыл. - промямлил он, теребя пуговицу на кофте.

- Черте что! - разозлился усатый. - В последний раз вас выручаю! У меня есть один рассказик. Совсем не смешной, для юмористического журнала нисколечко не годиться. Но это лучше, чем ничего... Рассказик одного чешского писателя, называ...

Но усатый не успел договорить.

- Чехов! - заорал Митька. Из-под одеяла показалась его белобрысая голова. - Чешская фамилия!

- Чехов? - редактор кинулся к письменному столу и  на заглавном листе рукописи крупными буквами написал “ЧЕХОВ“. - Вот... Извольте-с. То что нужно.

Редактор протянул  усатому рукопись.

- Чрезвычайно смешная вещь. Этот Чехов - ой, какой плут! А какой выдумщик! Обхохочитесь! Вовек его фамилию не забуду!..

- Очень рад, - усатый бережно положил рукопись в портфель. - А как рассказ называется?

- Вот этого не знаю. Первый лист сгорел... Да там без начала.

- Не беда. Сами придумаем,  - усатый учтиво приподнял шляпу. - Доброго вечера.

- Доброго!

Гость ушел.

- Вспомнил-с, ваше превосходительство! - похвалился Митька.

Он снова перебрался в кресло. По хозяйски взял со стола сигару и свой недоеденный бутерброд.

- А вы сомневались!..

- Пшел вон, болван! - редактор пинком согнал Митьку со своего места.

Митька целиком засунул бутерброд в рот, учуяв, что власть снова меняется. И впрямь - барин выхватил у него из рук сигару,  содрал с него халат.

- Ступай на кухню, дубина. Я чаю хочу. Да поживей!

Митька, сгорбившись, вышел из комнаты. Барин надел халат и застегнул пуговицы.

- Экий балбес! Такую простую фамилию не запомнить...

В комнату вбежал Митька, как флагом, размазывая измятым листом бумаги.

- Ваше благородие! Лист нашелся! Кухарка из печи вытащила! Сидит, клуша, читает... А чайник на огне аж заходится. И булки подгорели. А она, знай себе, читает. Да еще хохочет... Вот...

Слуга протянул барину измятый лист, над текстом которого крупным канцелярским почерком было написано:

“АНТОН ПАВЛОВИЧ ЧЕХОВ, “ЛОШАДИНАЯ ФАМИЛИЯ“...