Елизавета Трусевич
ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ
_повесть_опубликована в «Роман-газете»_№11 / 2006_2 часть
В дверь позвонили. Громко и настойчиво. Зашаркали по полу тапочки, и дверь чуть приоткрылась, ровно настолько, насколько это позволяла железная цепочка.
- Что вам надо? - из-за двери высунулась белокурая голова молодой девушки.
- Мне надо видеть Андрея Климова, - ответила гостья, высокая сухая старуха с бледным лицом.
- Проходите, - девушка отворила дверь. - Только его сейчас нет. Он вышел за сигаретами. Вы его подождите. Чай будете ?
- Буду, - хмуро ответила старуха. Она очень устала, гоняясь за Андреем, проголодалась и отказываться от чая просто не было сил.
- А ты кто? - бесцеремонно спросила она у девушки.
- Я?... Света, его жена, - несколько растерянно ответила та.
- И давно?
- Уже полгода.
- Прекрасно, - старуха холодно улыбнулась. И Светлане стало не по себе от этой странной отрешенной улыбки.
- Я так давно ищу Андрея, - внезапно пожаловалась старуха. - Уже просто невмоготу больше. Скоро ли он?
- С минуты на минуту придет, - ответила Света.
Но Андрей не пришел. Ни через минуту, ни через час, ни даже через день. Он больше вообще не вернулся в этот дом.
Это произошло совсем неожиданно... Света давно уже (с самого начала их совместной жизни) подозревала, что Андрею плохо здесь. Что он мечется. Что не любит ее. И знала, что рано или поздно он уйдет. Но она и подумать не могла, что это случится так внезапно. Для старухи же это было просто катастрофой. Ее стало плохо, и Света долго отпаивала ее валерьянкой. Но неожиданнее всего случившееся стало для самого Андрея. Он действительно вышел за сигаретами. В ближайший киоск. В одних красных брюках и помятом зеленом пиджаке. Сразу же у сигаретного киоска его внимание привлек большой длинный автобус, у которого толпились какие-то люди.
- Ребята! Не задерживайтесь! Скорее, скорее, - кричал полный мужчина с тройным подбородком. - Скоро отправляемся. Почему такая неорганизованность?!
Рядом с ним стояла молодая девушка, не спеша докуривала сигарету, не обращая никакого внимания на замечания.
- Мариночка, милая, поторопись, - взмолился мужчина.
- Успеется, - спокойно ответила она.
Андрей остановился напротив девушки и стал бесцеремонно оглядывать ее. Она, видимо, почувствовала это, но глаз не поднимала. Андрей отметил про себя, что она не очень красивая, однако в этой ее некрасоте была какая-то особенная притягательность. Все свои недостатки она намеренно подчеркивала, и от этого казалось, что их у нее нет совсем. Блеклые, неяркие губы она не красила, лицо не пудрила, а вьющиеся волосы она вызывающе сделала нелепо малинового цвета.
- Поторопись, Марина, - Андрей подошел к ней. Ему ужасно не хотелось, что бы она уезжала. Точнее ему было все равно - уедет она или нет, но он, Андрей, должен быть обязательно рядом. Он уже это точно решил.
- Сможешь остаться? - просто спросил он.
- Нет, - так же просто, ничуть не удивившись, ответила Марина.
- Тогда я поеду с вами.
- Поехали, - Марина потушила сигарету и вошла в автобус. За ней вскочил и Андрей. Он не знал куда едет. Но его это почему-то мало волновало. Он обладал удивительной, почти феноменальной способностью - умением не размышлять о жизни, а просто жить. Может, поэтому, когда-то, еще на Кавказе, лопоухий дядя Валера сказал: «Я бы с тобой в разведку не пошел».
В автобусе на Андрея подозрительно косился толстяк, все время о чем-то расспрашивая.
- Что-то я вас не помню, - заметил он, вглядываясь в честные голубые глаза незнакомого юноши.
- Как же так? - искренне удивился Андрей.
- Вы студент? Или геолог?
- На последнем курсе, - честно соврал тот. Какая разница, правда это было или нет, главное, что в эту минуту Андрею самому очень хотелось верить в свои слова. А, значит, в них должны были верить и окружающие.
- Спой, светик, не стыдись! - долговязый веснущатый парень протянул Андрею гитару, когда все студенты вывалили на поляну. Здесь его быстро приняли за своего и дружно скрывали «нелегала» от толстяка-профессора.
- Я не светик, - угрюмо отозвался Андрей. - Но спеть все же могу.
- Давай, Андрюшка, пой!
И над лесом покатилась веселая песня людей, у которых нет ни слуха, ни голоса, но зато есть молодость, дружба, любовь и будущее.
А я еду, а я еду, за туманом,
За туманом и за запахом тайги...
Там за туманами... трезвыми, пьяными...
Андрей перестал играть на гитаре, но на это уже никто не обращал внимания. Он лежал на сырой росистой траве, подложив под головы измятую джинсовую куртку, и смотрел на небо. Оно здесь было не таким, как в городе. Даже сейчас, вечером, небо было прозрачным, чистым, как будто его кто-то хорошенько вымыл, вычистил от туч и облаков, протер влажной, не отжатой тряпкой, оставляя красочные водяные разводы. «Почему это идиотское счастье так недолговечно. Я ведь был счастлив дома, на войне, у Светки, - промелькнула простая глупая мысль в голове у Андрея. Он поежился от неприятных воспоминаний. - Теперь от этого счастья ничего не осталось. Даже прошлого, о котором думать гадко и даже страшно. Неужели и сегодняшнее счастье так же быстро пройдет?»
Мысли его прервала Марина.
- Что, Андрюша? - она положила холодную, почти ледяную ладонь на его лоб. Сейчас она опять очень нравилась Андрею. Но он отдавал себе отчет в том, что завтра будет совсем по-другому.
- Марина, Марина, - он мельком взглянул на нее. - Хорошо, что у тебя нет кос.
- Я ненавижу косы, - она слабо улыбнулась, обнажая большие, крепкие зубы. Сегодня она говорила и делала только то, чего желал этот синеглазый загорелый парень. Она очень хотела нравиться ему. Впрочем, не только сегодня.
- Хорошо, что ты не варишь варенья.
- Я терпеть не могу варенья.
- Может быть, за это я тебя и люблю?
Марина обрадовалась и обиделась на его слова. Радовалась, что Андрей ее любит, но все-таки почему-то ей стало обидно. Рядом распевали свои песни студенты, пахло печеной картошкой и костром. Но все это казалось очень далеким. Сейчас Андрей видел только небо. Как когда-то в госпитале, он смотрел на мир через одну небольшую щелочку. Но теперь он мог шевелить головой. Мог и не хотел. Сейчас ему было достаточно видеть только край незаметно темнеющего неба.
- Андрей, поступай к нам в институт. Тебе нравится геология?
- В эту минуту - да.
- А в следующую? - небо заслонило некрасивое, но такое притягательное лицо Марины. - Скоро ты опять сбежишь? За тобой не угнаться.
Марина тяжело вздохнула, и ее лицо снова исчезло. И Андрей вновь видел только небо, которое потемнело еще больше. И где-то далеко, утопая в тучах, загорались первые, еле заметные звезды.
- Что у тебя за жизнь такая? Все время рискуешь, бежишь куда-то. Зачем? - допытывалась Марина
- Просто так, - Андрею не хотелось разговаривать, и потому отвечал он крайне односложно. - У тебя нет кос и ты не варишь варенья, но вопросы задаешь глупые.
Марина покачала головой. Он не видел этого, но почему-то подумал, что в эту секунду она устало, осуждающе покачала головой.
- Я знаю, чего ты хочешь. Ты все время хочешь быть счастливым. Да?
- Да. Все этого хотят.
- Это у тебя идея-фикс. Тебе не нужно спокойствие, не нужна любовь, ты хочешь только идиотского и какого-то безумного счастья. Вся твоя жизнь подчинена минуте. Одной только минуте. Порыву... Не мало ли?..
Марина еще что-то говорила, но Андрей уже не слышал ее. В эту минуту он хотел спать.
Утро выдалось холодное и пронзительное. Настоящее осеннее утро, когда уже робко веет наступающими зимними морозами. Андрей встал раньше всех. Еще затемно. Сначала долго ходил по лесу, где местами подмерзшую землю уже покрыл первый прозрачный иней. Впрочем, Андрею скоро наскучила эта бессмысленная прогулка, и он решил пробраться к пещере, которую он уже давно заприметил у подножья дальнего холма, заросшего папоротником и мхом.
Склон к входу в пещеру был крутой, почти вертикальный. Андрей, пока полз вверх, в лохмотья изорвал всю кожу на ладонях. Ему казалось, что он карабкается уже почти целую вечность. И нисколько, ни на сантиметр не продвигается. Изредка он останавливался и языком слизывал с земли первый иней. Иней был почему-то соленый и пить хотелось еще больше. Уже расцвело, солнце слепило глаза, а Андрей все так же упрямо полз и полз, уже не соображая, зачем и для чего он это делает. До цели он так и не добрался. В некоторых местах, склон покрывала твердая корочка льда, и однажды Андрей-таки не удержался. Неуклюже скользнула нога, и он покатился вниз. За ним весело полетели мелкие камушки, больно врезаясь то в голову, то в грудь, то в руки. Неизвестно на какое время он потерял сознание, но все, что было, потом Андрей помнил как во сне. Он лежал на небольшом выступе склона, в пожухлой, съежившейся траве, и стоило ему бы случайно, в забытьи чуть повернуться, как он покатился бы дальше вниз. Изредка Андрей приходил в сознание и с тупым равнодушием думал, что скоро умрет, а может, уже умер. Впрочем, ему это было совершенно безразлично. Только страшно хотелось пить, и ломило все тело. Андрей слизывал с пересохших губ кровь, и снова засыпал. «Все-таки умер», - уверенно подумал Андрей, то ли во сне, то ли в бреду... Но ему снова повезло.
Смерть снова не успела за ним. Подозрительную, неприятную старуху задержали на границе. Какой-то молоденький пограничник долго проверял у нее документы. Она громко ругалась, жаловалась и даже плакала. Но пограничник был неумолим. Отпустил он ее только к вечеру. «И до тебя доберусь, щенок, - пообещала про себя старуха. - Вот с Климовым поквитаюсь и доберусь...» Но и в этот раз она опоздала...
Но уже к вечеру замерзшего, полуживого Андрея нашли студенты. Марина как могла лечила его, перевязывала разбитую голову и переломанную руку. Она не плакала. Даже сейчас ей ужасно хотелось ему нравиться, а Андрей не выносил слез, и она это знала...
Тучный профессор долго разговаривал с Андреем. Сначала он держал себя в руках и подчеркнуто вежливо попросил студента - самозванца покинуть лагерь. Андрей не перечил ему, а только удивленно спросил: «А почему?» Этого было достаточно, чтобы профессор взорвался и, энергично размахивая руками, принялся объяснять причины.
- Вы... Вы... Безответственный человек, - задыхаясь от возмущения, кричал он. - Как... Как можно было полезть в это ущелье. Я долго терпел ваше присутствие в группе... За вас поручились студенты, и я вам поверил. А по инструкции, постороннее лицо не может находиться в студенческом лагере. Понимаете? Чтобы завтра же вас здесь не было! - профессор шумно вздохнул и тихо добавил. - Поступайте к нам в институт... Если хотите. А пока ...
И он развел руками.
- Пока в силе инструкция.
Этим же вечером Андрей ушел из лагеря. Тихо, ни с кем не попрощавшись. Но уже на вокзале его догнала Марина. Быстро расталкивая прохожих, она спешила к Андрею. «Поскорее бы поезд», - лениво подумал он. Сейчас ему как никогда хотелось поскорее уехать. Но поезда все не было. А Марина стремительно приближалась. Она подбежала разгоряченной, лицо заливал неестественно яркий румянец. Андрей продумал, что она сейчас накричит на него или заплачет. Или расцелует. Ни один из этих вариантов его не устраивал.
- Уезжаешь? - тихо, но решительно спросила Марина, как выдохнула.
- Ага.
Она присела рядом на скамейку, отодвинув в строну чью-то набитую сумку, из которой сладко пахло яблоками.
- Знаешь, я бы сейчас заплакала, но у меня тушь на ресницах. Потечет... Понимаешь?
Наконец, громко взвизгнув, на платформу прибыл поезд. Андрею показалось, что это самый счастливый миг в его жизни. Он резко вскочил со скамейки, неуклюже задев ту черную сумку, из которой с грохотом посыпались зеленые яблоки.
- Ну... Покеда, - неестественно громко сказал он, спешно пожимая вялую руку Марины.
Поезд уехал, и вокзал быстро опустел. Только Марина по-прежнему сидела на скамейке. Ни черную сумку, ни разбросанные яблоки так никто и не забрал. Наверное, кто-то так опаздывал на поезд, что позабыл обо всем на свете. Марина машинально взяла одно зеленое, с подрумяненным бочком яблоко и откусила кусочек. Она не плакала. Наверное, потому, что на ресницах была тушь...
Смерть опять не угналась за Андреем. Дряхлая, простуженная старуха, охрипшая на морозе, долго кричала на тучного профессора, будто он был в чем-то виноват.
- Столько лет я гоняюсь за ним... Старая, больная женщина, - старуха громко, навзрыд зарыдала, уткнувшись профессору в крепкое широкое плечо.
- Я отправил его домой. Может, он еще не успел уехать, - профессору стало жаль старуху, и он хотел ей хоть чем-то помочь. Но она вдруг резко выпрямила сутулую спину, тихо вскрикнула и, схватившись за сердце, упала.
- Что с вами? Что? - засуетились вокруг нее студенты. Кто-то подносил к крючковатому носу старухи нашатырный спирт, кто-то нащупывал пульс, кто-то кричал о том, чтобы вызывали «скорую». Но все было бесполезно. Старуха лежала неподвижно и не подавала никаких признаков жизни.
Марина стояла в стороне и жевала яблоко (ту забытую вокзальную сумку она прихватила с собой). Ей почему-то не было жаль старуху. Она даже, втайне была рада, что эта неприятная дама так и не догнала Андрея...
Андрею некуда было идти, некуда было ехать. Он уже все в жизни потерял... Остался лишь родительский дом в деревне. Он бы и его потерял, но такие дома не теряются. Старая, покосившаяся, но еще живая избушка терпеливо ожидала Андрея. Ждала его и старая, уже подслеповатая мать, ждал его и совсем уже спившийся отец, и даже соседский пацан, уже давно повзрослевший, которому много лет назад Андрей обещал привести настоящий боевой патрон, тоже ждал его возвращения. Все равно...
Он шел по узкой деревенской улице, такой до боли знакомой и ужасно родной. Ему казалось, что все осталось по-прежнему, и вместе с тем его удивляло, как все вокруг изменилось. Навстречу не спеша шествовал здоровый парень, в больших трусах. При этом он постоянно ежился и растирался огромным махровым полотенцем. Наверное, с речки.
- Андрюха! Здорово! - увидев нечаянного гостя, заорал он, с разбегу схватив Андрея в мощные объятия. Потом отпустил и выдал целую речь. - Приехал! Живо-о-ой! Патрон привез? А я ждал... И не писал ничего, чертяга! Тетя Катя извелась вся. Думала - помер. Мы уж тебя даже похоронили.
- Как дома-то?
Тут парень отчего-то запнулся и ответил нехотя, с трудом подыскивая слова.
- Хорошо... Ну, как хорошо? Нормально. Хотя плохо, конечно.
Андрей ничего не понял, но почувствовал неладное. Ему снова захотелось сбежать, как он всегда сбегал от всех бед, от всех неприятностей и от всех дурных вестей...
Но сейчас он быстро пошел домой. Почти побежал. Резко отворил дверь и замер. В доме ничего не изменилось. Все, от чего он когда-то уезжал, осталось таким же. Например, его маленькая, чистенькая комнатка, где делал уроки и мечтал о будущем. Где он спал у самого окна, из щелей которого всегда дуло и мама закладывала их паралоном. Только теперь на его кровати спал какой-то незнакомый мужчина. Небритый, полуголый, в одних физкультурных, подвернутых до колена штанах.
На скрип отворившейся двери вышла мама. Андрей думал, что она закричит, громко и протяжно. От счастья или от неожиданности. А она только тихо, почти шепотом сказала: «Приехал...» Затем неуклюже обняла и расцеловала. И долго - долго смотрела на Андрея уже почти слепыми глазами. Все хотела рассмотреть его повнимательнее и не могла. У Андрея было хорошее зрение, но он почему-то тоже никак не мог разглядеть маму.
- Выйдем во двор, - зашептала она. - Не будем будить отца.
Во дворе она села на лавку и машинально начала выбирать из большой корзины, наполненной красной смородиной, сор и гибкие зеленые веточки.
- Вареньица надумала сварить, - просто сказала она.
Андрей стал ей помогать. Как в детстве. Правда, тогда по этому поводу он ругался с мамой, говорил, что ненавидит ни варенье, ни липкие ягоды и что вкуснее было бы готовить варенье в натуральном виде, то есть - со всем сором и веточками. А теперь ему хотелось сидеть и долго перебирать ягоды. И мама все что-то рассказывала. О каких-то пустяках, о соседях, о школе, о запущенном хозяйстве. Спрашивала о его жизни и, не дожидаясь ответа, продолжала говорить о своем... Вдруг она запнулась и прошептала.
- Отец-то наш совсем умом тронулся.
Андрей с самого начала ожидал какой-то страшной вести, но она все равно застала его врасплох.
- Как так?
- Да так... То ли от пьянства, а может, еще от чего-то. Вроде, все хорошо было. Жили себе потихоньку, ругались, мирились. А однажды я услышала его крик. Прибежала... А он на кровати лежит, на том же месте, что и сейчас. Все помню, будто вчера было... Глазюки безумные, страшные, а сам шепчет: “Смерть приходила... За Андреем... Сама смерть...“ Так и не оправился потом. Я уж и сама грешным делом думать стала, что и правду смерть у нас была. Все боялась, что догнала она тебя...
Тут мама не выдержала больше и заплакала, размазывая по щекам слезы вместе с пылью и смородиновым соком...
Через два дня Андрей уехал. На вокзале его провожала одна мама. Отец так и не узнал сына.
- Не забывай нас, сынок... Не забывай, - мама опять плакала, а Андрей почти не слушал ее. Он думал о том, что теперь потерял все - даже то, что не теряется никогда, что должно всегда быть с каждым человеком. Но он все-таки потерял свой дом и своих родителей. И больше у него ничего нет.
- Куда ж ты поденешься, Андрюша? - вдруг тихо спросила мама, перестав плакать.
- Папину гостью пойду искать, - также тихо ответил он...
Он уже очень давно ходил за смертью. И все никак не мог ее найти, хотя знал все приметы - худая, длинная старуха с большими выцветшими глазами. Но в лицо ее он так и не видел.
|